theodore nott
✦ j.k. rowling wizarding world ✦

---

Тео… Единственный сын амбициозного отца, потерявшего жену. Обеспеченный достаточно, чтобы не работать, но все еще находящийся в поиске своего места под солнцем, заслоненным спинами победителей войны. Нотт-старший, как и Люциус Малфой, планирует выжать из своего наследника максимум, хотя и не прочит ему в жены богатых чистокровных невест, делая ставку на карьеру.
Тео под напором отца подает заявку в Отдел Защиты от Темных искусств в Ильвермони – отец надеется с его помощью завладеть артефактами, которые доступны только в США, рассчитывая поправить несколько пошатнувшееся положение семьи в обществе после войны. Тео подчиняется и уже проходит собеседование, когда Малфой-старший, в угоду своему тестю – отцу Астории Гринграсс – добивается запрета на промышленное разведение драконов в Великобритании, чем ставит под угрозу существование фермы Нотта и, соответственно, его финансового положения.
Чтобы очернить Гринграссов и лишить их покровительства Люциуса Малфоя, отец велит Тео приударить за Асторией Гринграсс, тем более, что та не слишком счастлива в вынужденном для себя браке с Драко.
Тео начинает сложную игру, притворяясь, что ездит в командировки в Ильвермони, хотя старается проводить время в компании Астории и постепенно вынуждая ее проявить к нему благосклонность. Дойдет ли до настоящей измены – вопрос времени.
Влюбится ли Тео в Асторию по-настоящему или будет играть с ней, чтобы получить благодарность и признание от отца – никто не знает.

---

Как и все слизеринцы, Тео Нотт должен быть несколько высокомерным, язвительным, не привыкшим проигрывать. Отношения с мисс Гринграсс оставляем на ваше усмотрение – будет ли там настоящее чувство и попытки защитить Асторию от цепких рук Нотта-старшего или хладнокровная политическая игра, которая поставит Асторию под удар, едва Тео удастся заполучить доказательства ее измены.

Все остальное:
скорость постов любая, размер любой, без птицы-тройки. Внешность на ваше усмотрение.

пример вашего поста

– Они придут… – Грегори мечется по пустому поместью Гойлов. Его непропорционально высокий и широкий лоб покрыт испариной и рябью морщин. – Придут скоро.
Он словно пролетает по комнате, продолжая дергаться, как сломанная марионетка. Зачем-то выглядывает в окно.
– Ты можешь успокоиться? – огрызается Драко.
– Я бы посмотрел на тебя, если бы они пришли в Мэнор, – вдруг Гойл останавливается и высокомерно – очень по-слизерински, надо отметить, – вздергивает длинный нос, но затем словно вспоминает и осекается, приоткрывая рот, но Малфой не дает ему ответить:
– Ты уже смотрел.
– Драко, я… – он кажется жалким, и Малфою это не нравится. Он мотает головой, отметая попытки извинений Гойла как назойливых пикси.

Прошло семь лет с окончания школы, а маятник качнулся в другую сторону так стремительно, что почти разрушил незримую волшебную стену между миром маглорожденных и тех, кто письма получает с совами и не знает, что такое метро.
Вчера отца Гойла забрали в Азкабан. Мать – в министерстве, в темнице, во временном заключении.
– Что они нашли, знаешь? – Драко хочется спать и он едва сдерживается, чтобы не зевнуть. На этаже зябко и сыро. Он тянется за палочкой, чтобы растопить камин. В глазах Гойла отражается зарождающееся пламя и ужас.
– Ты… они же увидят!.. – его передергивает не то от холода, не то от страха.
– Мы на втором этаже, – тупо замечает Малфой.
– Не надо, – Грегори пытается взмахнуть своей палочкой, чтобы занавесить шторы, но окоченевшие руки и спутанные мысли не дают ему сосредоточиться: палочка выбрасывает сноп серебристых искр и шипит.
Драко закрывает ладонью рот, пытаясь согреть руку теплым дыханием.

– Какие-то книги, я не знаю, отец коллекционировал, – Гойл бросает быстро и рвано. – Он буквально вчера вернулся из Лютного, говорил, что достал первое издание Борна “Сильнодействующие зелья”, но ведь это…
– Чушь какая-то, – соглашается с ним Драко. – Все знают, что она не запрещена, кто хоть раз варил оборотное зелье.
– Они взяли его с утра, – Гойл снова нахмурил лоб. Массивные каминные часы отбили половину первого ночи. – Отец любил бывать в библиотеке, которая за Каркиттским рынком, ты знаешь, – он невольно протянул руки к разыгравшемуся огню в камине. – После мог еще прихватить с рынка что-то, его давно там знают, так что… Но отец всегда был осторожен, – Грегори словно возражал сам себе. – Если и купил что-то, то за пару шкур бумсланга вряд ли сейчас высасывают душу.
– Кто знает, – задумчиво протянул Драко, но затем осекся, понимая, что внес еще больше раздрая в душу школьного друга,  – я не это имел ввиду.
Гойл кривит губы в ироничной невеселой улыбке.
– У Люциуса остались связи в Министерстве? – спрашивает он, поигрывая ботинком с обломком угля, валяющимся на полу возле камина.
– Да, – сразу отвечает Драко и даже кивает. – Но не в Визенгамоте. Там сейчас сплошь грязнокровки в почете.
Гойла передергивает.
– Надо выяснить, что ему вменяют, – Малфой рассуждает вслух, поигрывая палочкой в левой руке, – обычно никого не забирают в Азкабан сразу. Нужен хотя бы прецедент. Потенциальный приговор. Не то, чтобы я сильно был сведущ в работе Визенгамота, но суд обязан вынести заключение, чтобы подозреваемого ждало наказание, а твоего отца отправили в Азкабан сразу. Так не должно быть. Так не бывает, – он злится.
– Ошибаться не слишком приятно, не правда ли? – сухо отмечает Гойл и Драко, скривив рот, согласно кивает.

– Я не хочу сидеть здесь всю ночь, – говорит Малфой спустя полчаса. – Я уже почти примерз к стулу. Один камин не спасает, их нужно затопить по всему поместью. Ты что, и домовиков разогнал что ли заодно?
– А если мать вернется, то она сойдет с ума, не найдя меня дома, – парирует Гойл.
– А как же Трейси? – интересуется Драко. – Ты же мог переночевать у нее.
– Она ясно дала понять, что с некоторых пор предпочитает спать одна, – Грегори морщится, словно бы у него болит зуб.
– Что на этот раз? – без особого любопытства спрашивает Малфой.
– Да все то же, – тот машет рукой. – Ее мать против, ты же в курсе. Начитается “Пророка”, наслушается болтовни в Косом переулке… “Выйдя замуж за одного из тех, кто был в первом круге Темного Лорда, ты подставишь нашу семью!”, – с ядом процитировал Гойл. – Как будто бы я лично там был, вразуми Мерлин эту старую каргу.
– Ну да, – кивнул Драко и усмехнулся, – хотел бы я, чтобы мне это помешало.
– Неужели все так плохо? – голос Грегори немного оживляется, когда он отвлекается от мыслей о родителях.
– Нет, – Малфой поджимает губы. – Просто думаю, что завел еще один предмет мебели, который почему-то разговаривает.
– А что Пэнс? – Гойл потирает ладони друг о друга и снова подставляет их камину.
– Ясно дала понять, что с некоторых пор предпочитает спать одна, – Драко искренне широко улыбнулся.
Грегори впервые с момента их встречи засмеялся.

* * *
– Да, я слышал об этом, – утром, когда Драко появился в поместье своих родителей, согревая почти окоченевшее тело чашкой горячего кофе, Люциус встретил его в столовой в тяжелом бархатном халате, накинутом на пижаму. – Все достойные волшебники сейчас прилагают усилия, чтобы помочь Гойлам, храни Мерлин их души, – он раскатисто проговорил и отпил немного из своей чашки. – Но у нас осталось очень мало людей в Министерстве и почти никого – в Визенгамоте.
– Зачем они это делают? – Драко схватил так много кофе, что обжегся и закашлялся. – Семь лет прошло.
– Месть приятна даже спустя десятилетия, Драко, – Люциус горько усмехнулся. Драко понял, о чем он вспоминает. Имя Темного Лорда им вслух не произносилось с момента смерти последнего от руки золотого мальчика, особенно в сводах Малфой-Мэнора.
– Не думай, что там какие-то другие люди, – добавил отец. – В конце-концов, мотивы человеческие вряд ли зависят от крови и происхождения, как нам теперь доводится это видеть.
– И что теперь? – тупо спрашивает Драко, уставившись на дно чашки. Разводы покрывают тонкий фарфор “рисовой” выделки, он просвечивает.
– Играть по заданным правилам, не упуская возможности навязать свои, – Люциус пожимает плечами. – Не в первый раз. И не последний, полагаю.
В такие моменты отца выдают прожитые годы, накопленная мудрость и изворотливость ума. Впрочем, последнее всегда выдает его. Фамильная черта что ли.
– Милый, как поживает Астория? – ласково интересуется мать, вошедшая в столовую. Она по-прежнему великолепна, как статусный аксессуар обеспеченного джентльмена, который с годами не становится хуже. Проходя к своему месту за столом, она нежно касается его плеча. – Я хотела бы отобедать с ней в субботу. Она могла бы взять с собой Скорпиуса?
– Я спрошу, – несколько задумчиво бормочет Драко, чувствуя тепло ее пальцев. – Да, я спрошу.
* * *

--

– Нет, ни за что, – в четверг Малфой встречается с Гойлом в Лютном переулке за столиком в “Белой Виверне”. – Упаси меня Мерлин еще раз попасть в этот ледник, пока ты не вернешь всех домовиков обратно, и там не станет градусов на пятнадцать теплее, как минимум.
– Здесь не слишком безопасно, – Гойл воровато оглядывается и поднимает повыше воротник пальто.
– А что, где-то до этого было? – лениво спрашивает Драко.
– Я только что чуть не столкнулся с рыжей Уизли, – Гойл кривит рот. – И ее мелким.
– Странно, что им еще не постелили ковровую дорожку из шкур единорога в Косом переулке, – Драко откровенно скучно сидеть здесь, поэтому его слова беззлобны, скорее по привычке колки. Он дает знак бармену и на столе возникает бокал с огневиски. – О, – он вдруг хватается за идею, пришедшую с первым глотком, словно озарение. – А ты не думал написать Поттеру?
– Может мне сразу в Азкабан чемоданы упаковать? – огрызается Гойл. Он тоже заказывает огневиски и выпивает почти полстакана залпом. За высоким окном начинает лететь мелкий снег. – Все одно… – он выглядит осунувшимся, потерянным. Драко узнает эти черты – знает их по себе. – Может быть это и не так уж плохо.
– Написать Поттеру?
– Поехать в Азкабан в один конец, – Грегори невесело улыбается. На его лице написана беспомощность крупными мазками. – Уверен, что у золотого мальчика охрана похлеще, чем в былые годы в Гринготтсе. Даже если бы я решил, – он сглатывает и подрагивает, – ну, написать, ты понимаешь. Уверен, что мое письмо разорвали бы на части его грязнокровые гоблины из Министерства. Не знаю, почему тебе эта идея пришла в голову.
– Он же справедливый, – Драко откидывается на спинку деревянного стула и поигрывает гранями стакана с виски в руке. – Он же омерзительно правильный, как квадрат, вряд ли он мог бы допустить, чтобы без суда и следствия под его надзором творили такое.
– Что я слышу, – Гойл немного захмелел и выглядит менее подавленным, более агрессивным, – ты хвалишь этого идиота?
– Скорее, замечаю черты, пригодные для дела, – равнодушно комментирует Малфой. – Недооценивать его склонность к защите униженных и оскорбленных – Я НЕ ЭТО ИМЕЛ ВВИДУ, не смотри на меня так! – так вот, недооценивать его склонность к установлению справедливости было бы недальновидно.
– Откуда ты знаешь, что он такой? Что там вообще кто-то такой? – Гойл склоняется над столешницей и подается немного вперед.
– Он, кажется, назвал своего спиногрыза Альбусом Северусом, – Драко усмехается.
– И что с того? Ты что, читаешь воскресный вкладыш “Пророка”, кстати?
– Пэнси читала, – Малфой немного хмурится, предаваясь воспоминаниям о том, при каких обстоятельствах он услышал от нее эту новость. Пэнси лежала в кровати, прикрытая лишь теплым пуховым одеялом, развернувшись так, что ноги были закинуты на подушку, а пятки касались изголовья кровати. Она листала воскресный “Пророк” и смеялась. “Альбус Северус – ты слышал, а? Бедный мальчик только на свет появился, а уже стал изгоем в приличном обществе!”.
– Вот только не надо прикрываться Парки…
– Но ты прав, – Драко перебивает его, отгоняя от себя воспоминания. – Держу пари, рыжая Уизли держит домашний камин Поттеров под замком, чтобы золотого мальчика сохранить невинным от различных соблазнов, а в Министерстве к нему и на венгерской хвостороге не подлетишь.

А к кому подлетишь? К кому можно обратиться за помощью, к кому, кто очень похож на Поттера, лишен тщеславия также, как и он, но более умен и осторожен, не склонен бросаться на амбразуру, размахивая мечом Гриффиндора направо и налево?

Ну конечно.

– Я попробую узнать, – осторожно говорит Малфой. Он чувствует, что может стать более болтливым под действием виски, а выложить (изрядно подвыпившему) Гойлу свои планы сейчас – значит, разрушить их. Гойл и выглядит громилой, и действует также.
– Сам напишешь Поттеру что ли? – Грегори давится смешком.
– А что, нельзя? – притворно вскидывается Малфой. – Прошу тебя, мы же старые друзья.
Гойл допивает очередной бокал и хохочет.

* * *

--
Драко живет на побережье Норфолка вместе с женой и сыном. Вопреки традициям он не решился быть с семьей в поместье, предпочтя дом своего деда у окраин Северного моря.
Поздним утром, после завтрака в субботу они гуляют втроём. Астория кутается в теплую шерстяную мантию, ее белые волосы убраны вязаной косынкой из тонкой пряжи паутинкой. Она красива. Морской воздух ласкает ее щеки и они покрываются легким румянцем. Драко не уверен, что он полюбил ее спустя семь лет, но, по крайней мере, привык к ней, как к еще одному атрибуту своего положения.
Любит ли она его? Он не спрашивал, она не говорила. Это та часть их отношений, которую они предпочитают не касаться. Они оба любят Скорпиуса, и, пожалуй, этого на данном этапе достаточно.
Скорпиус носится за чайками, которые выискивают остатки рачков на побережье.
– Мама будет рада видеть вас к обеду в Мэноре, – говорит жене Драко. Он и раньше говорил, просто напоминает. Скорпиус со всего разбегу плюхается в кучу морского песка и заливисто смеется. Его смех заразителен, теплый и живой. Драко достает палочку и взмахивает ей: песок начинает завихряться вокруг Скорпиуса, принимая очертания знакомых ему животных: дракона, единорога, крупа, саламандры.
– Ты будешь с нами? – спрашивает она. Тоже достает палочку и добавляет несколько песочных фигур: совы, змеи, гиппогрифы. При виде последних Драко на секунду морщится. У Скорпиуса глаза как плошки. Он жадно пытается поймать одного песочного гиппогрифа за хвост. Ну и кто скажет, что это не его сын?
– Позже, – отзывается Драко. – Думаю, мать так быстро вас не выпустит. Успею к ужину. Можем даже на ночь остаться.
Астория задумчиво улыбается.
– Я думала, у тебя дела. Ну, как обычно, – она поправляет локон у лица.
Они никогда не говорят о том, почему иногда Драко не ночует дома.
– Изменились планы, – Малфой пожимает плечами и запахивает мантию. С моря дует ледяной ветер. Еще по-детски пухлые ладони Скорпиуса становятся такими же ярко-розовыми, как и щеки его матери.
– Это приятно, – неожиданно говорит Астория. Ее взгляд устремлен в точку горизонта. – Когда планы меняются.
Она поворачивается к нему: ее красивое лицо раскраснелось от ветра. На губах играет улыбка, ласковая и такая же теплая, как смех Скорпиуса. Драко не может понять, почему она выглядит такой… довольной? Умиротворенной? Радостной?
Он уже балансирует на грани, чтобы спросить, но Скорпиус громко объявляет о том, что он замерз и, волоча ноги сквозь влажный песок, устремляется к ним.

Когда они исчезают в камине, Драко достает пергамент – дорогой, качественный лист с шелковистым тиснением – мгновение мешкает, в задумчивости теребя кончик гусиного пера.
“Привет, как-там-тебя, ты же все еще работаешь в Аврорате? Кстати, мне нужна помощь”.
Это просто смешно.

Немного подумав, он пишет:
Можем встретиться в “Зеленом драконе” в понедельник, двенадцатого ноября, в полдень? Это важно.
И еще немного подумав, добавляет в конце: “пожалуйста”.

Подпись не нужна – если она по-прежнему достаточно умна, сургучового герба на конверте ей будет достаточно, чтобы понять, кто отправитель письма.
Мерлин, только бы она оказалась из породы решительных женщин, а не любителей эпистолярной связи. Вынести переписку с Грейнджер, даже по такому важному делу – о, нет, Гойл, это слишком даже для нашей многолетней дружбы.

historia reiss
✦ shingeki no kyojin ✦

“съешь меня, хистория„

---

[indent] ты - шипы, а не розы.
кому-то может показаться, что ты - мягкая и нежная.
хрена с два. порой мне кажется, жёсткости я учился у тебя.

[indent]ты суровее многих мужиков.
и как в таком хрупком создании может держаться столько силы.
ты - первая, кому я раскрываю все свои карты.
я знаю, что осуждение - последнее, чем ты ответишь.

[indent]- герой, - сухо выдаёшь вердикт, и я даже не пытаюсь спрятать улыбку.
мы с тобой оба устали от притворства, так будем же честными во всём.
ты была той, кто раскрыл мне всю правду о мире, и я был обязан отплатить тебе тем же.

[indent]наш самый красивый и самый отчаянный йегерист.
королева проклятого острова.
потерявшая слишком много, чтобы смириться с правдой как она есть.

[indent]я обещал тебе дивный новый мир, и я тебе его подарю, даже не сомневайся.
и пусть другие гадают, что же связывает нас на самом деле.
мы-то с тобой знаем, что это - нечто, большее, чем весь этот мир.

---

ma квин, я жду вас, мочи нет!
из йегеристов нас пока двое: я и флоче.
очень ждём, когда наша королевская 1/2 пополнят ряды.
приходи, и награди нас своей мудростью и величием.
могу в много стекла и диванную философию.
в шизофрению могу и буду, даже если не хочешь!!1
ждём всем селом. ♥

---

пример вашего поста

и будет море
бескрайнее синее* море
[indent]
пока ты сам его не раскрасишь.

сказать честно? быть тобой не очень-то лестно.
столько всего о тебе наговорят посмертно: душегуб, геноцидник, убийца.
клеймо за клеймом.

кто-то несмело прошепчет: спаситель.
кто-то - уверенно - отдавая честь: он сделал это ради нас.
герой и палач в одном лице.

кто ты такой по-настоящему?
какой ты - настоящий?
ты сам знаешь?

бескрайнее
и будто бы и впрямь безбрежное
но как быстро его можно преодолеть
[indent]
ты стоишь посреди пустоши.
вокруг тебя - пустыня с её раскалёнными песками. над тобой - палящее солнце. и будто бы больше ничего.
ты обещал отправиться познавать мир с лучшим другом - но, увы, этому не суждено случиться.

и ты остался наедине с собой.
совсем один.
только ты.

эрену казалось, что он не сходит, и не сошёл с ума - он продолжает медленно растворяться в своём собственном рассудке как в путях; они подхватывают его бережно, не с самой колыбели - задолго до.
и качают на волнах - нежно, совсем как мать. ему бесконечно тепло и уютно.

хотя здесь нет таких понятий как тепло или холод.
но для эрена здесь всё по-особенному.
жизнь давно смешалась - калейдоскоп в его руках, заходи в любую дверь - вся твоя жизнь ( и не только твоя ) в твоих руках.

перед самым концом ( или же уже после ? ) эрен решает вернуться к истокам.
туда, где для него всё начиналось. туда, где всё уже завертелось - веретено, нить жизни, грустные лица ткачих.
эрен улыбается, осторожно берясь за нити, тянет на себя.

каким же удивительным он был.
наивный. отчасти - глупый в своей наивности.
но бесконечно живой.

эрен смотрит на себя - не в зеркало, но в глазах этих, ещё не покрытых поволокой смертельной тоски и печали, плещется изумрудной волной море.
он и сам не замечает, как губы трогает едва различимая улыбка.

они все - живые.
юные, полные энергии.
полные планов на будущее, абсолютно не подозревающие, что смерть ждёт их за углом.

ждёт на переулке.
ждёт на повороте.
в руках или пасти титана.

не под ногами колоссальных.
только не после того, как стены падут.
люди, убивающие людей. свои убивают своих. солдаты - друг друга.

разве же это - по-человечески.
разве все они после этого - люди?
разве все они - ч е л о в е ч е с т в о ?

у него голова начинает раскалываться от собственного громкого голоса.
уже вроде давно как сломался, а всё те же истеричные нотки присутствуют - совсем как у девчонки.
и как только его не прибили камрады.

он не выдаёт себя.
наблюдает из-за завесы.
юный он - это просто какое-то отдельное государство.

горячая дурная голова.
даже воздух вокруг - раскалённый.
чуть щурясь, он задерживается взглядом на своих друзьях.

армин - с рвущейся наружу надеждой и плохо скрываемым беспокойством теребит ремень на груди - нервно и почти незаметно.
микаса - с завороженным взглядом; эрену кажется, он слышит, как громко бьётся её сердце.
остальные - с мутным интересом, злорадством или сожалением.

такой громкий. такой шумный. такой бесталанный.
кому-то кажется, что его выпнут прочь, на поля, долой из армии.
кто-то уже готовится расстреливать курсанта насмешками.

эрен выходит чуть позже - когда закатное солнце оранжевым огненным маревом красиво играет на чужой пыльной форме.
друзей он разогнал со скандалом.
повязка на голове тоже пропиталась пылью - придётся сменять.

игнорируя все доводы про необходимость постельного режима - сотрясение чего у тебя, йегер, каких мозгов? - он рвётся доказать, что достоин.
- да пошёл ты в жопу, жан. просто пошёл ты в жопу.

он приближается почти бесшумно.
касается ладонью чужого острого плеча, и хмыкает, ощущая, как его маленькая копия вздрагивает - пугаясь.
ну ничего, бесстрашие тебе, конечно, к лицу, но пока ты так юн - позволь себе быть чуточку более живым и настоящим.

они смотрят друг на друга молчаливо с полминуты.
узнать в эрене эрена - почти что невозможно.
он растягивает губы в кривой улыбке и заискивающе интересуется:

- хочешь, я тебе помогу?

[indent]
как убрать в плечах зажим
кто тебе сломает жизнь
станешь старше и про это скоро всё узнаешь ты

cain
✦ romance club ✦

---

у каина крылья — белые-белые, похожие на снег, который больше не выдет на этой проклятой земле. у каина глаза красные — как кровь, не иначе ( лэйн смотрит и не может насмотреться ); каин отстраненный, каин говорит мало, молчит — много, секреты хранит в каждом своем углу и каждый шкаф заполняет трупами, костьми обглоданными, не показывает их никому. он знает — молчи, скрывайся и таи; лэйн смотрит на него и понять не может — что же с ним не так? бессмертные должны внушать страх, должны внушать желание убежать как можно дальше, но лэйн хочется коснуться его крыльев, узнать какого это — чувствовать его перья под своими пальцами.

каин смотрит на лэйн не мигая, не отстраняясь, не пытаясь играть в гляделки — они давно уже прошли, они давно уже забылись. так тает снег по весне — через грязь, через нежелание быть лужами, но лэйн знает: даже самая сильная плотина рано или поздно сломается, и каин дрожит, его выдержка не выдерживает — он ловит ее, заботится как может и защищает. в его глазах все больше и больше чего-то, что она не может себе объяснить ( боится ли? );

ее сила бьет через край. она — длань аббадона, она — начало и конец всего этого мира, а каин знает что-то, но умалчивает; у каина крылья — белые-белые, а глаза — алые, вот только если кто-то видит в них лишь спасение, то лэйн видит в них собственную погибель.

ты права, мы с тобой были знакомы
_{( весь мир рушится карточным домиком )
( где-то воют сирены )
( лэйн задыхается )}

---

просто приходи, хорошо? заявка в пару, как бы это не было не странно ( ха-ха ). вообще, у нас тут свой блек джек с ангелами и демонами, но ведь так интересней? во всяком случае, мне кажется — да. игрок я не слишком быстрый, приветствую общение вне ролевой и для связи использую тг, так что приходи — я все расскажу ♥

---

пример вашего поста

в aen elle цирилле не нравится — ей хочется домой, ей хочется в каэр морхен, ей хочется снова ощутить себя ближе к ведьмам, чем к эльфам. они — не похожи на них, людей. они все такие красивые, утонченные, желающие недостижимого, ходящие с прямой спиной и только некоторые из них опускают собственные глаза, словно подчиняясь кому-то. какой-то невидимой силе, которая однажды сказала, что так и должно быть — цирилле не нравится это, ей хочется плеваться, ей хочется сбежать отсюда, но выхода — нет.

когда ей представляют сначала эредина, она давит в себе желание спрятаться за фигуру авалакха так, словно он может быть щитом и мечом ее, но правда глаголет то, что у нее нет ни первого, ни второго и поэтому взгляд чужих глаз приходится выдерживать самой. ее никто не похвалит, ей никто не скажет, что она хорошо потрудилась, потому что все, чего она достойна — чужие слова о том, что она должна сделать, даже если не хочет.

они все, наверняка, знали. знали, что она не захочет ложиться под короля, что ей будет это не в радость, что она будет пытаться оттягивать это все, но у цириллы просто нет другого выхода. она знает — ее отпустят только тогда, когда она сможет родить ребенка, вот только это дитя ей нужно не больше, чем ведьмаку лапти. но цирилла девочка умная, цирилла умеет держать себя в руках и даже если ее выгоняют в первую ночь из чужих покоев, даже если после ее ласкают лишь пальцами, словно возвращая в мир того, что чужие руки могут нести не только смерть и страх — ей страшно. а еще бьет по самолюбию.

каждое утро ее одевают в платья, каждое утро ей заплетают волосы и, смотря в зеркало, цирилла просто ненавидит это отражение — это не она, она ведь так долго бежала именно от этого, так почему она вернулась? чтобы спасти других, или чтобы спасти себя? она не знает. не готова узнать, если быть честной с собой, но все равно позволяет — однажды, когда она взбрыкнула, пришел авалакх и они ( снова ) поругались.

вот только с каждым днем находиться здесь все было еще более утомительно — вечно хорошая погода, лучшая еда, напитки, вода. здесь все было — лучшим, таким отличительным от того, к чему она привыкла, что когда ей говорят, что сам эредин хочет видеть ее на позднем ужине — она едва ли не просит передать ему неприличный жест, но сцепляет зубы и губы и...

идет. с совершенно прямой спиной она садится за стол и только когда заглядывает в чужие глаза — тушуется.

— не смотри на меня так, словно видишь впервые, — она подхватывает бокал с вином и чуть заметно покачивает его в пальцах, прежде чем сделать глоток. эредин же.... даже сидя вот так вот, ничего не делая, он привлекал к себе внимание — стать, гордость, сила, волосы воронова крыла и глаза, что следят за каждым ее движением. и все это заставляет ее повести плечами, делая очередной глоток.

— если ты хочешь спросить как дела с королем — он продолжает уходить каждую ночь, оставляя меня в одиночестве и не трогая. иногда мы играем в шашки, но не более, — и зачем она говорит это? разве авалакх не докладывает ему об этом всем? она не знает, но неловкость этой встречи она терпеть просто не может, — но ты и... сам это знаешь. авалакх наверняка тебе все рассказал.